Сегодня я начинаю мой дневник, а впечатления после встречи с Николаем Петровичем самые обычные: это простой русский дворянин, искренне любящий и почитающий своего сына. Он придерживается старых взглядов, так что не представляет для меня большого интереса.

А вот Павел Петрович - это воплощение старых взглядов и привычек. Да ведь из-за таких людей мир рушится, он же не дает развиваться обществу! У него в голове просто не укладывается, что глава государства - это еще не "пуп земли", и что служить государству, отдаваясь душой и телом, - глупо....

Знакомство с Одинцовой произошло самым обычным образом. Но вот след в моей душе она оставила неизгладимый. Это красивая женщина с чувством собственного достоинства. Ее осанка, боже мой! Это же что-то божественное! Эта стройность, это умение держать себя! Меня поразило ее поведение. Обычно женщины с ее внешностью либо избалованы до неприличия, либо чванливы до невозможности. Да, я согласен, она - вдова, и это все объясняет. Она действительно сумела сохранить свою репутацию незапятнанной и не стала, как другие, кидаться на мужчин, болтать с ними о всякой чепухе и строить им глазки в надежде, что кто-нибудь влюбится в нее и женится. А потом женщина объясняет всем, что он утешил ее, успокоил ее душу, и она же не могла сидеть вечно во вдовах, да она еще и не так уж стара, и не так уж некрасива.

Анна Сергеевна... да, в ней что-то есть. Создается впечатление, что она слеплена совсем из другого теста, она воспитана человеком не от мира сего. Надо будет познакомиться с ней поближе, она достойна моего внимания...

15 июня. В моей душе творится что-то неладное, я не могу совладать с собой. Как же я мог отрицать это чувство? И все-таки, для всех я останусь таким же строгим и ничего не признающим человеком, буду таким же холодным. Я вижу, что Аркадий влюблен в Одинцову. Он мне постоянно говорит об этом, но я молчу. Я молчу, хотя знаю, что стоит мне при нем заикнуться о моих чувствах, и он сразу же отступит. Я был глуп, когда думал, что никогда и никого не полюблю. Да, я знаю, что Бога не существует, но судьба-то есть, и ты никогда не знаешь, что она тебе уготовила. Я жестоко наказан, я должен это выдержать, иначе я не буду Базаровым, а превращусь в обычных молодых людей, эту размазню, которая тает от красивых глаз, стройных ножек и еще всякой чепухи, которую женщины так любят выставлять напоказ. Согласен, они красивы, но глупы. А вот Анна Сергеевна сочетает в себе самые лучшие качества. Возможно, Аркадий и любит ее, но он не смог оценить ее по достоинству, он ее недостоин. Я хочу добиться ее, только хватит ли мне смелости признаться ей в нежных чувствах, а уж тем более сделать ей предложение...

20 июля. Я замкнулся в себе. Я не могу раскрыть мою душу кому-либо. Это значит унизить себя, показать себя слабым, а я так не сделаю. Наверное, единственный человек, которому я могу открыться, - это Одинцова. Но именно к ней и направлены мои чувства, мои мысли. Однако возникает страх увидеть себя отвергнутым, непонятым. А вдруг она не сможет отказать мне и будет со мной из жалости, тогда я снова буду унижен. Нет, признание не для меня! Я постараюсь сдержать себя, но мои чувства, как бы я их ни сдерживал, должны будут выйти наружу, а терпение мое уже на исходе...

1 августа. И все-таки я не выдержал... Я ей признался. Конечно же, я не был так нежен и многословен, как в душе, я придерживался своего обычного поведения. Я, однако, не увидел в ней желаемой реакции, она была холодна, как и полагается достойной женщине. Боже мой, мои усилия напрасны!

Мои страдания не поняты. Я гибну! Больше невыносимо находиться рядом с ней, я должен уехать.

25 декабря. После долгих раздумий и огромных мучений я покинул мой предмет любви. Я еду к родителям.

Встреча с родителями меня немного утешила, согрела, но мне уже начинают надоедать их постоянные заботы. Они даже в какой-то степени раздражают меня. Мои мысли стали реже возвращаться к Анне Сергеевне, но я ее так и не разлюбил. Я встречался с ней, мы разговаривали. Но видно, что она меня не любит, она видит во мне друга, единомышленника, но не более. Я понял, что мне не быть с ней...

Мне не повезло, мои лекарские работы закончились плачевно, я заразился тифом. Пока еще болезнь не сильно разбушевалась, но я знаю, что жить мне осталось недолго. Я умру с честью. Попросил отца послать мужика за Анной Сергеевной. Я в бреду. Но неужели я так и не увижу ее перед смертью? Неужели ее милые черты в последний раз не промелькнут перед глазами, не может быть, чтобы ее голос в последний раз не обласкал мой слух, ее слова не проникли мне глубоко в сердце и не расставили все на свои места!

Это чудо! Я увидел ее той же строгой дамой, она пришла ко мне. Однако в ее глазах я не увидел того обычного холода, а лишь чувство сострадания и печали. Но это чувство не унизило меня, оно придало мне уверенности в том, что она не была равнодушна ко мне. Она отчасти любила меня. Да, я умираю, но умираю счастливым. Моя душа чиста...

Публичная бета включена

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100% Выбрать размер отступов

100% Выбрать размер шрифта

Зачем я вновь сюда стремлюсь, Как дикий зверь в пчелиный улей? Зачем я ядами травлюсь И в лоб себе пускаю пули? Как будто через решето Мой здравый смысл утек куда-то. Ума палата, ума палата, А вытворяю черте что. А.Иващенко, Г.Васильев

20 мая 1859 г Приехали, наконец-то, в Марьино. Аркадий – толковый парень, а вот отец у него – чудак. Как я услышал, что он начал Пушкина Аркадию читать, меня всего перекосило, захотелось остановить этот поток восторженной поэзии. На самом деле, спички-то у меня были, но чем не предлог? Да и Аркадию, готов поспорить, не слишком приятно было это слушать. На первый взгляд хозяйство кажется совсем запущенным. Что ж, будем надеяться, что я ошибаюсь. Дядя же Аркадия, этот франт стареющий, произвел на меня самое неприятное впечатление. Лучше занялся бы чем полезным. Да хоть бы брату толково помог в управлении, у него к этому больше способностей. Но нет, он будет ходить в лаковых полусапожках, задирать нос, считая себя выше других, будет думать, что, ведя такой образ жизни (ну смешно же, в деревне строить из себя незнамо что и гордиться этим), он заслуживает уважения. 21 мая 1859 г История Павла Петровича, вопреки ожиданиям Аркадия, не вызвала у меня сочувствия, а лишь пренебрежение и разочарование в этом человеке. Все-таки, несмотря на все его аристократические замашки, он выглядит человеком, не обделенным разумом. Казалось бы, мало ли по каким причинам он может прозябать в деревне… А тут вдруг, на тебе! Женщина! Загадка! Отвергли его! Какое горе! Тьфу! Пропавший для общества человек… Сегодня же я познакомился с Федосьей Николаевной. Интересная персона, отличная от иных баб, не конфузится. Аркадий осуждает отца, что не взял ее в жены. Да разве имеет это большое значение? Нет. Если только для душевного спокойствия самого Николая Петровича. Отец Аркадия – добряк. Да вот только хозяйство вести не умеет. Скот плох, лошади разбиты, работники – ленивцы, управляющий – плут. И очень уж Николай Петрович меня рассмешил, когда я услышал его игру на виолончели. Ну, честное слово, взрослый человек ведь… 8 июня 1859 г Что за сцену устроил этот… многоуважаемый Павел Петрович!... Чувство собственного достоинства, принсипы… А сам-то только и ждал момента, чтобы наброситься. Конечно, меня задели слова об Аркадии и о причинах, по которым молодежь идет в нигилисты. Ведь в некоторых его словах звучала горькая правда. В самом деле, я предпочитаю закрывать глаза на некоторые промахи Аркадия. Он хочет быть нигилистом, подражает мне, но в душе он другой. Нечем уже дышать в Марьино. Поедем с Аркадием в город, благо повод есть. Жаль только, что тут работалось так хорошо, у родителей так не устроишься. Но стариков потешить надо. 14 июня 1859 г Город меня не впечатлил. Ситников раздражает, Кукшина вызывает жалость, даже каплю отвращения. Аркадий сам не счастлив, что поехал. Завтра бал у губернатора. 15 июня 1859 г Как не было бы печально в этом сознаваться, но себе я врать не привык: эта Одинцова меня взволновала как никто раньше. Как она себя держала, как смотрела… Было желание самому к ней подойти, но я сдержал порыв. Коря себя за те чувства, что вызвала во мне эта женщина, отозвался об ней с цинизмом, что покоробило Аркадия, у которого уже помутилось в голове от этой дамы. Что ж, он такой не один… Завтра посмотрим, что это за персона. 16 июня 1859 г Что за черт! Эко я разошелся у Одинцовой: то терялся, то краснел, говорил много, а все не по делу. А она слушает это все, да особого интереса я у ней не заметил. Стыдно за себя. Но и любопытство вызывает эта дама. Поедем с Аркадием в Никольское, там я со всем и разберусь. Жаль только стариков своих, ждут ведь… Но ничего, подождут. 24 июня 1859 г «Герцогиня» - вот что приходит в голову при виде ее дома. Все так правильно. Даже слишком. На этот раз могу побороть смущение, но все-таки поведение мое самого меня заставляет недоумевать. Одинцова держит себя спокойно и уверенно. Как она себя заморозила!... Интересная у нее сестра. Вот в ком жизнь бьет ключом! Невинна, проста, но хорошо воспитана. Одинцова говорит, что она спорщица. И действительно, поспорить с ней можно, но задора нет, нет увлечения, страсти. Да от Павла Петровича больше искрит, пусть разговор с ним и неприятен. 9 июля 1859 г Да как она может говорить, что она несчастна?! Она лишь играет со мной! Сердце, глупое сердце рвется к ней… Как я себя презираю! Все это глупость, дурь! Но как она хороша… Надежда, надежда разрывает меня на части!... Не могу… не хочу чувствовать, но нет сил совладать с собой. А она ещё и кокетничает! Умом я понимаю, что «не добьешься толку», но… Как это все странно! И почему тогда все так восхваляют это чувство? Это же ужасно! Скука – вот её единственное несчастье, у этой аристократки, а я лишь способ развеяться. Надо уезжать отсюда. Вот уж и от отца Тимофеич приезжал, ждут меня… Аркадий все с Катериной. Достойная пара. Только бы перестал он на Одинцову все поглядывать, открыл бы глаза, да и увидел бы Катю не просто в качестве утешения, она ведь доброе существо. 10 июля 1859 г Не сдержался, сорвался! Да что со мной творится? Любовь, я так сказал? А она!... Заманила, скрутила, вынудила признаться! Невыносимо! Как же невыносимо все это! И точно болит что-то внутри. Душа? Нет, у меня точно помутился рассудок. И это ее испуганное: «Вы меня не поняли». Надо уезжать скорее отсюда. 11 июля 1859 г За что же она меня мучает? Своими вопросами, словами, взглядами… Но ничего, после завтрака уж выезжаем. 12 июля 1859 г Приехали к родителям моим. Какое тут все с одной стороны знакомое и родное, а с другой – уж чуждое мне. Матушка с отцом мне, конечно, дороги. Но что-то все не так… С Аркадием в отношениях натянутых. Даже его общество меня напрягает. Мысли сумбурны, какая-то апатия накатывает. 14 июля 1859 г Что за глупость! Нас там и не ждали совсем! И она нам не рада была. Глупость, честное слово. Но долго мы в Никольском не пробыли, всего несколько часов, слишком уж атмосфера там удушающая. 16 июля 1859 г Приехали в Марьино. В здешние дрязги я не вмешиваюсь. Занимаюсь работою. 27 июля 1859 г Аркадий ускакал, как он сказал, изучать механизм воскресных школ. Но у меня не было иллюзий насчет настоящей цели его поездки. В Никольское поехал, счастья пытать. Что ж, пусть пробует, посмотрим, что из этого выйдет. Я же остался в Марьино и ещё упорнее занялся работой. 31 июля 1859 г Фенечка, милая Федосья Николаевна. Вот с кем по-настоящему легко и запросто разговаривать. Никаких утаек, игры, но вместе с тем так интересно может быть. Кажется, это единственный человек, с которым я так легко могу (и хочу!) общаться. Никакого стеснения, доверие. А как на нее жара влияет? Вся раскраснеется, а ещё эта дремотная томность в ее глазах и лень во всем теле… Да, определенно, ни о какой страстности тут речи идти не может, вид ее вызывает тихую радость и уют. О, как я заговорил! Совсем что-то расклеился… 4 августа 1859 г От черт! Не удержался! Да и не хотел сдерживаться. И как это сладко было. Только Павел Петрович нарушил момент. Ну что за человек? Дуэль! Какая комедия! Я сначала и не осознал, на что он обозлился. Видно, сам влюблен. И завтра стреляться. Какая глупость! Но я не мог отказать, какой бы это дурью не было. 6 августа 1859 г Как все это некрасиво, просто отвратительно обернулось! Неприятная история. Нежный аристократишка. Как заносчив был, а оцарапался – сразу в обморок. И все к огласке. Я не хотел его ранить, но как уж вышло… Не мог же я совсем мимо стрелять? Как бы он оскорблен был этим! А после стыд его заел, в кровати больным лежал – великодушничать пытался. Тьфу! Смотреть не мог на это. Конечно, после таких событий пришлось покинуть Марьино. С Федосьей не попрощался – шугалась меня как огня, да и не к чему это. 8 августа 1859 г И зачем я вновь сюда свернул? Сам не знаю. Чтобы объясниться с Аркадием? Но нет, это не столь важно, мелочь. Из-за нее? Но тоже нет. Я уж успокоился, забылся, не чувствую былого, сумасшествие прошло. Я так думаю. Так ли это на самом деле? Аркадий скрытничает. Неважно. Мы друг другу приелись, надоели, устали. Естественно, я хочу, чтобы у него все было благополучно, но это не цель. А что есть цель моей жизни? 9 августа 1859 г С ней ведем себя, как будто ничего и не было. Да и было ли что? Так, помутнение. Она говорит, что я добр. Как это нелепо. Как это чуждо. Доброта? Как это несуразно, недопустимо. Аркадий просит Катерининой руки. И зачем скрывал? Отличное для него дело. А она на это как отреагировала! Растерялась, разозлилась даже. Что ж, урок и ей, и мне. А Аркадий пусть живет счастливо. Он молод, пылок, а Катя его в ручках своих держать будет. 16 августа 1859 г Приехал к родителям своим. Рады мне были. Сначала за работу взялся, а потом увидел, как у отца руки трясутся, так стал ему помогать. Отец уж совсем старик. Он все на меня радуется, на мое лечение, все приемы применяет сразу, что я советую. Так потихоньку время и идет. 19 августа 1859 г Ездил на вскрытие тифозного мужика. Был небрежен, невнимателен, итог - порезался. В тот момент и пришел в голову старый вопрос: для чего же я живу? А не лучше бы сгинуть? Раз порезался, то так тому и быть, жизнь моя окончена. Да и к случаю, у уездного лекаря адского камня не нашлось. Помедлю к дому, и дело сделано. Но приехав домой, увидал отца, да понял глупость того порыва, но поздно уже, если заразился, ничего теперь не поможет. От отца скрывать не стал пореза. 22 августа 1859 г Аппетита нет, голову терзают боль и думы, жар, озноб был. Заразился-таки. Отец мучается знанием, врач все же, ему ли не знать симптомов? Матушке сказал, что простыл. Мне не страшно. Разум чист, мысли ясны. Но тело отказывает. 23 августа 1859 г Ну, вот и бред начался. Мой некогда твердый ум дал сбой. Болезнь побеждает. Через несколько дней уж в гробу лежать буду. Всю ночь провел в тяжелой, полузабывчивой дремоте. Красные собаки бегают. Отец тут же рядом. Но он, наверное, уже реальный. Не отходил от меня всю ночь, да мать иногда заглядывала. Как сложно сосредоточить свои мысли. Пока голова ещё в моей власти, хочу сделать одно дело. Попросил отца послать к Одинцовой с вестью о моей скорой смерти. Просто хотелось, чтобы она знала. Знала, что влюбленный в нее нигилист Базаров скоро окончит свое существование. Это эгоистичный поступок. Она примчится сюда, и я смогу в последний раз насладиться ее присутствием. Для нее, конечно, было бы легче ничего не знать. Но как бы ни была глупа надежда, но, может, хоть мой умирающий вид всколыхнет в ней что-то, «разморозит» ее чувства, заставит скинуть эту холодную, равнодушную маску. О, как я жалок! Но что теперь скрывать, врать себе? Именно она изменила, переломила мою жизнь и меня самого. И с этим ничего не поделаешь, да и поздно. Умереть достойно – вот и вся задача, и с той не справляюсь. 24 августа 1859 г Утром стало лучше, отец обрадовался, но не то важно. Она приехала. Тяжело писать. Как хороша, великодушна была, но боязлива. Мысли путаются. Мне вновь плохо. Пришел час. Клонит в сон. Усну и более, наверное, не проснусь. Свои «прости, прощай» я сказал, ничто не держит. А вот и собаки. Красные. Я слаб, я… (далее несколько слов неразборчиво, пара клякс и больше ничего, жизнь Базарова окончена)

Сегодня я начинаю мой дневник, а впечатления после встречи с Николаем Петровичем самые обычные: это простой русский дворянин, искренне любящий и почитающий своего сына. Он придерживается старых взглядов, так что не представляет для меня большого интереса.
А вот Павел Петрович - это воплощение старых взглядов и привычек. Да ведь из-за таких людей мир рушится, он же не дает развиваться обществу! У него в голове просто не укладывается, что глава государства - это еще не "пуп земли", и что служить государству, отдаваясь душой и телом, - глупо....
Знакомство с Одинцовой произошло самым обычным образом. Но вот след в моей душе она оставила неизгладимый. Это красивая женщина с чувством собственного достоинства. Ее осанка, боже мой! Это же что-то божественное! Эта стройность, это умение держать себя! Меня поразило ее поведение. Обычно женщины с ее внешностью либо избалованы до неприличия, либо чванливы до невозможности. Да, я согласен, она - вдова, и это все объясняет. Она действительно сумела сохранить свою репутацию незапятнанной и не стала, как другие, кидаться на мужчин, болтать с ними о всякой чепухе и строить им глазки в надежде, что кто-нибудь влюбится в нее и женится. А потом женщина объясняет всем, что он утешил ее, успокоил ее душу, и она же не могла сидеть вечно во вдовах, да она еще и не так уж стара, и не так уж некрасива.
Анна Сергеевна... да, в ней что-то есть. Создается впечатление, что она слеплена совсем из другого теста, она воспитана человеком не от мира сего. Надо будет познакомиться с ней поближе, она достойна моего внимания...
15 июня. В моей душе творится что-то неладное, я не могу совладать с собой. Как же я мог отрицать это чувство? И все-таки, для всех я останусь таким же строгим и ничего не признающим человеком, буду таким же холодным. Я вижу, что Аркадий влюблен в Одинцову. Он мне постоянно говорит об этом, но я молчу. Я молчу, хотя знаю, что стоит мне при нем заикнуться о моих чувствах, и он сразу же отступит. Я был глуп, когда думал, что никогда и никого не полюблю. Да, я знаю, что Бога не существует, но судьба-то есть, и ты никогда не знаешь, что она тебе уготовила. Я жестоко наказан, я должен это выдержать, иначе я не буду Базаровым, а превращусь в обычных молодых людей, эту размазню, которая тает от красивых глаз, стройных ножек и еще всякой чепухи, которую женщины так любят выставлять напоказ. Согласен, они красивы, но глупы. А вот Анна Сергеевна сочетает в себе самые лучшие качества. Возможно, Аркадий и любит ее, но он не смог оценить ее по достоинству, он ее недостоин. Я хочу добиться ее, только хватит ли мне смелости признаться ей в нежных чувствах, а уж тем более сделать ей предложение...
20 июля. Я замкнулся в себе. Я не могу раскрыть мою душу кому-либо. Это значит унизить себя, показать себя слабым, а я так не сделаю. Наверное, единственный человек, которому я могу открыться, - это Одинцова. Но именно к ней и направлены мои чувства, мои мысли. Однако возникает страх увидеть себя отвергнутым, непонятым. А вдруг она не сможет отказать мне и будет со мной из жалости, тогда я снова буду унижен. Нет, признание не для меня! Я постараюсь сдержать себя, но мои чувства, как бы я их ни сдерживал, должны будут выйти наружу, а терпение мое уже на исходе...
1 августа. И все-таки я не выдержал... Я ей признался. Конечно же, я не был так нежен и многословен, как в душе, я придерживался своего обычного поведения. Я, однако, не увидел в ней желаемой реакции, она была холодна, как и полагается достойной женщине. Боже мой, мои усилия напрасны!
Мои страдания не поняты. Я гибну! Больше невыносимо находиться рядом с ней, я должен уехать.
25 декабря. После долгих раздумий и огромных мучений я покинул мой предмет любви. Я еду к родителям.
Встреча с родителями меня немного утешила, согрела, но мне уже начинают надоедать их постоянные заботы. Они даже в какой-то степени раздражают меня. Мои мысли стали реже возвращаться к Анне Сергеевне, но я ее так и не разлюбил. Я встречался с ней, мы разговаривали. Но видно, что она меня не любит, она видит во мне друга, единомышленника, но не более. Я понял, что мне не быть с ней...
Мне не повезло, мои лекарские работы закончились плачевно, я заразился тифом. Пока еще болезнь не сильно разбушевалась, но я знаю, что жить мне осталось недолго. Я умру с честью. Попросил отца послать мужика за Анной Сергеевной. Я в бреду. Но неужели я так и не увижу ее перед смертью? Неужели ее милые черты в последний раз не промелькнут перед глазами, не может быть, чтобы ее голос в последний раз не обласкал мой слух, ее слова не проникли мне глубоко в сердце и не расставили все на свои места!
Это чудо! Я увидел ее той же строгой дамой, она пришла ко мне. Однако в ее глазах я не увидел того обычного холода, а лишь чувство сострадания и печали. Но это чувство не унизило меня, оно придало мне уверенности в том, что она не была равнодушна ко мне. Она отчасти любила меня. Да, я умираю, но умираю счастливым. Моя душа чиста...

Дневник - зеркало души.

В письме к И. Ф. Миницкому Тургенев признавался: «Лучшая пора в жизни человека - его молодость… потому, что тогда в нем зажигается и горит то «священное пламя», над которым смеются только те, в чьих сердцах оно либо погасло, либо никогда не вспыхивало», «знайте, что без веры, без глубокой и сильной веры не стоит жить…»

Таким героем в романе «Отцы и дети» Ивана Сергеевича Тургенева является Евгений Базаров. Я начал вести дневник от лица героя, потому что эта личность очень оригинальна и противоречива, а с такими, по-моему, сталкиваться всегда интересно. Знакомьтесь с дневником, с несколькими страницами его жизни.

Приехал домой, думаю недель на шесть. Как получится. Родители очень обрадовались. Мать вся переполошилась и взбегалась. К чему только такая суета? Енюша?! А я ведь взрослый, впрочем, для родителей мы всегда дети!

Скука ужасная. Что-то меня постоянно беспокоит, не пойму что.

Устал… все надоело…

Отец надоел со своей дурной манерой ходить вокруг да около! Осточертели его разговоры о крестьянах, прогресс! К чему мне все это?!

Ходил в деревню. Мужики встречались все обтрепанные, на плохих клячонках. Бедность и нищета чувствуется во всем.

Легко говорить с мужиками. Они меня понимают, да и я их тоже. Хотя все они невежи и холопы!

Помогал отцу лечить мужиков. Одному перевязал ногу, другому вырвал зуб…

На душе полегчало.

Опять мучает непонятное предчувствие. Привезли мужичка больного тифом. Жаль его. Отец сказал, что спасения нет.

Настроение хорошее. Давно не упражнялся во вскрытии…

Сегодня вскрыл умершего тифозного мужичка. Удивительно, как смерть может обезобразить человека. Ел, спал, ходил, страдал и радовался - пусть редко. А все в один миг кончено, никому не нужно. Даже перед самым концом не смог выбраться из-под постоянного, удушливого гнета зависимости и рабской покорности. Русский мужик… Как унижен он, как не знает своих сил! Только изредка - видел я - поднимается в этих забитых мужичках русская вольная сила, отразится в красивых чертах крепкого лица что-то вольное, свободное. И погаснут опять глаза, только выльется в песни да пляски эта русская сила. Стоял я над скрюченным трупом со скальпелем, и, не скрою, пробрал меня на миг замогильный, жуткий дух… Как подумаешь - все мы равны перед смертью. Заберет, кого хочешь - не спросит, титан ли ты, пигмей ли, нужен ли ты людям или не нужен, доделал свое дело или еще бездна впереди. Вот и сейчас - кто знает - быть может, за простой порез пальца эта ведьма с косой приберет меня к рукам.

Впрочем, что за вздор! Мы еще поборемся!

Черт его знает, что за мысли приходят в голову! Все мерещится тот образ; не работается - выйду в сад, и мелькает среди деревьев ее красивая фигура. Да что лгать себе! Умру я, наверное. Глупо. А что сделаешь? Против людей, против живой силы, против себя мог бы пойти и, быть может, победить, а против старухи-смерти? Что с ней сделаешь? Как противно сознавать себя бессильным! А жизнь, как назло, так чертовски хороша.

Ночь за окном, темень. Вот он - конец. Не думал я, что так суждено кончить. Дела мои дрянь. Ну нет!

Мысли тошные, тяжелые, грудь от них давит… Старая штука - смерть, а каждому внове. Конец, конец… Раньше сам отрицал, а теперь пришел и мой черед… Ну, нет, пока есть силы, буду бороться! Одна мысль теперь… как бы не потерять… ее хочу увидеть! Сказать надо отцу. Сказать…

Все то же. Еще хуже. Уж если умереть - так разом! Ан, нет, хочет меня старуха помучить напоследок… Жизнь! Жизнь! Ведь я любил тебя! Только не забываться. Я знаю, что еще мне осталось. Уже немного. Кто бы понял меня? Как страшно хочется, чтобы понял кто-нибудь мою адскую душу со всеми ее неправильностями… и оценил бы, как верный друг… и тихо и крепко сказал бы: «Спасибо! За все, что было и чего не было». «Кто-то»… Зачем я себе лгу? Это она… Я ее хочу видеть! Вот как рассиропился под конец. Как Аркадий… Но нет, я другой!..

Я умираю… Как больно! Вот так уходить из жизни, не узнав счастья, не дав его вполне другим. Любовь слепа, она безумна… Я знаю, что нельзя и невозможно, но как войдет она, чистая, красивая, бесконечно дорогая, в самую жалкую комнату… Я брежу на бумаге… Ничего, ничего нет. А все же я люблю ее».

Держись Базаров!

В книге И. С. Тургенева «Отцы и дети»:

Уж много лет без утомленья

Ведут войну два поколенья,

Кровавую войну;

И в наши дни в любой газете

Вступают в бой «Отцы» и «Дети»,

Разят друг друга те и эти,

Как прежде, в старину…

Кто ж мне милей?

Неряха и хирург Базаров?

Ответ готов: Да, он, Базаров!

Героя видно по приметам,

А в нигилисте мрачном этом

С его лекарствами, с ланцетом,

Геройства нет следа,

Несите же ему венец!

Я считаю, что дневник характеризует героя, объясняет черты его характера, иногда непонятные, странные, необъяснимые поступки. Евгений Базаров - новый тип людей, он выглядит одиноким по сравнению с остальным обществом и поэтому свои мысли может доверить лишь дневнику. Главная беда в том, что Базаров не может ответить на роковое «ну, а дальше?»

Такое одиночество, с моей точки зрения, связано с тем, что Базаров стоял лишь «в преддверии будущего». «передовые борцы, бросающиеся на твердыню, почти всегда гибнут: она сдается только упорным последователям».

Базаров - живой, ищущий ум, сурово проверяющий свои взгляды на жизнь жизнью. А взгляды эти формировались в одну из сложнейших эпох, когда передовые люди страны мучительно искали теорию, способную объяснить мир и содействовать его изменению. Это прекрасно видно из дневника героя.

Вчера сидела парилась с этими сочинениями! Сидела передирала все наголо, а сегодня ко мне пришло вдохновление=) пришёл "музык"! я села и за 2 часа написала 10 страниц=)почти сама! Использовала только немного дополнительной литературы... ну все используют! и решила выставить, а то в инете я такой темы с сочинением не нашла...и подумала, вдруг кому-то понадобится...мало ли что...

Дневник Базарова.

15 августа.
Сегодня я начинаю мой дневник. Я не знаю, что со мной. Неделю назад я не мог даже помыслять о том, чтобы записывать все свои переживания на бумагу. Во мне борятся два совершенно разных чувства, которых я не хочу никому показывать, но хватить об этом…
Сегодня я покинул имение Кирсановых. Покинул навсегда, а все из-за этой нелепой дуэли. Все же, несмотря на прощальное рукопожатие Павла Петровича, отношение мое к нему не изменилось. Я как считал, что этот человек воплощение старых взглядов и привычек, так я и считаю сейчас. Да ведь из-за таких людей мир рушится, он же не дает развиться обществу! Даже в деревне носит модный галстук, лаковые полусапожки, ведь это так непрактично. У него в голове просто не укладывается, что глава государства- это еще не «пуп земли», и что служить государству, отдаваясь душой и телом, -глупо… извозчик уже готов. Заканчиваю. Надо отправляться в путь… к Одинцовой.

20-ого августа.
Как меня гнетут мои чувства, я противен сам себе. И сейчас, сидя в этом зловещем доме последний раз, мне почему то мое первое, и скорее всего последнее признание в любви Анне Сергеевне. Да, я тогда не выдержал, я признался ей в моих чувствах. Конечно же, я не был так нежен и многословен, как в душе, я придерживался своего обычного поведения. Однако, я не увидел тогда в ней желаемой реакции, она была холодна, как и полагается достойной женщине. Боже мой, мои усилия напрасны! Я с ужасом сам себе признаюсь, что обнаружил в своей натуре романтика. А ведь это чувство, которое я всю свою жизнь отвергал, ненавидел, призирал. И вот…оно уже частица мой души. Я полюбил незаурядную женщину. Я сумел увидеть ее широту кругозора. Оригинальность взглядов на жизнь, делился с ней своими мыслями и взглядами, хотя сейчас понимаю, что это было напрасно. Она не способна пройти все те лишения, которые прошёл я. Эта любовь выбила меня из колеи, сломала меня. Мне трудно и больно. Мои страдания не поняты. Я гибну! Больше не выносимо находиться рядом с ней, и поэтому я уезжаю.
Что теперь будет с Аркадием? В последнее время я все больше стал думать о нем, раскрывать его личность с новой неизвестной мне ранее стороны. Сейчас же я понимаю, что он всего- навсего познакомился с нигилистическими идеями, которых я всегда придерживался, нашёл их довольно интересными и увлекся этим молодым течением. Я воспитывал Аркадия, как ребенка и относился к нему так же, почти всегда насмешливо и несерьезно. Хотя Аркадий и был моим сторонником, но я никогда не мог с ним быть одним целым. Ему всегда была ближе всего обстановка в доме отца. Час от часу мы отделялись друг от друга, и это расстояние превратилось в пропасть, когда мы познакомились с Одинцовыми. А сейчас я вижу, что он влюблен в Катю. Ну чтож, такова судьба. Аркадий будет с ней счастлив.

22 августа.
После долгих раздумий и огромных мучений я покинул мой предмет любви. Сейчас я нахожусь у родителей. встреча с ними меня немного утешила, согрела, но мне уже начинают надоедать их постоянные заботы. Хотя отец и выделил мне отдельный кабинет для работы, но все же я чувствую, что родители как будто подбираются ко мне. Они даже в какой-то степени стали раздражать меня. Иногда жалко мне их, но они же сами прекрасно знают, что я не люблю этих «телячьих нежностей». Кабинет я больше свой не запираю. Лихорадка работы с меня соскочила и заменилась тоскливой скукой и глухим беспокойством. Я перестал гулять в одиночку и начал искать общества; пил чай в гостиной бродил по огороду. Мои мысли стали реже возвращаться к Анне Сергеевне, но я ее так и не разлюбил.

26 августа.
Сегодня я приехал из соседней деревни. Несколько дней назад там один мужик умер от тифа. Его собирались вскрывать, а я так как в этом деле давно не практиковался, попросил уездного врача отдать это дело в мои руки. Ну, и порезался. В деревне той не нашлось адского камня, чтобы прижечь ранку. Вернувшись домой после четырех часов дороги, я сразу же поспешил к отцу, рассказав ему все о происшествии. Отец все понял. Понял. Что шансов выжить у меня нет, хотя и не признавался в этом даже сам себе. Я видел, как он побледнел, когда я рассказал ему про порез, но все таки он выдержал и не стал беспокоить зря мать. Я знаю, что через несколько дней меня уже не будет, но чтож…это судьба, а от нее не убежать.

29 августа.
Этой ночью я не спал, а утром у меня из носу пошла кровь, голова кружилась. Вставать с постели я уже не могу. В обед ко мне заходил отец, начал было успокаивать меня, говорить, что это простая простуда и скоро все пройдет, но я то врач, я то знаю, что близится мой конец. Отца я попросил нарочно послать человека к Одинцовой, что велю кланяться и сказать, что я умираю.
Мысли у меня в голове начали путаться, скоро мой мозг подаст в отставку. Пока я лежал, мне все казалось, что вокруг меня бегали красные собаки.

30 августа. Я в бреду. Но неужели я так и не увижу Анну Сергеевну перед смертью? Неужели ее милые черты в последний раз не промелькнут перед моими глазами, не может быть, чтобы ее голос в последний раз не обласкал мой слух, ее слова не проникли мне глубоко в сердце и не расставили все на свои места.
Мне становится все хуже с каждым часом; болезнь приняла быстрый ход, но я еще не потерял память. Мне жалко моих родителей. они очень переживают. Отец ходит. Как помешанный по комнате и покрывает мне то и дело, выскальзывающие из- под одеяла ноги. Мать сидит на маленькой скамеечке, с горечью смотрит на меня и не прекращает молится. Ах, как мне жаль, что раньше я с ними был так холоден, держал их, будто на расстоянии вытянутой руки, не мог признаться в своих чувствах. Бедные вы мои старики…

30 августа. Часов позже.
Это чудо! Я увидел ее той же строгой дамой, она пришла ко мне! Однако, в ее глазах я не увидел того обычного холода, а лишь чувство сострадания и печали. Но это чувство не унизило меня, оно придало мне уверенности в том, что Анна Сергеевна не была равнодушна ко мне. Какая же она великодушная! Какая молодая, свежая и чистая…в этой гадкой комнате. Она отчасти любила меня… да, я умираю, но умираю счастливым. Моя душа чиста…

Мама и друзья утверждают, что у меня тоже "нигилистические способности" они в чем-то правы=) чувства всякие я отвергаю и скрываю...хотя эмоции нет